Язык

 

 Кроме отсутствия достаточных письменных сведений и неизучен­ности археологического материала, имеется еще одно обстоятельство, лишающее нас возможности проанализировать общественные отноше­ния албанов - отсутствие памятников албанской письменности, утерянность албанского языка, следовательно, незнание нами его лексики и поэтому отсутствие социальных терминов, в то время как они в изобилии сохранены армянским и грузинским языками. Поэтому, большинство исследователей воздерживаются от каких бы то ни было утверждений, а тем более обобщений о языке и литературе албанов.

 Сведения Страбона об Албании, албанах и их языке широко исполь­зованы в трудах албанистов, картвелистов, арменистов и вообще кавка­зоведов. Согласно Страбону, албанцы говорили на 26 языках и образова­ли несколько федераций со своими царями, но «... теперь, - пишет Страбон, - над всеми племенами стоит один царь» (по [1,4,16]). При этом Страбон не дает, к сожалению, термина, который обозначал бы «пле­мя», или «народ», или «царство», а говорит: «... прежде над каждым особым языком имелся свой царь, языков же у них 26». Среди специалис­тов имеется разногласие о том, говорил ли Страбон именно о различных «языках». Говоря о «многоязычности» албанов, Страбон писал, что у них 26 «глоттай». Некоторые исследователи (Ф. Г. Мищенко, К. Ган и Г. А. Стратановский) слово «26 глоттай» перевели как «26 языков». Но, как справедливо пишет 3. И. Ямпольский, слово «глоттай» в древнегречес­ком языке означало не только «язык», но и «наречие», «диалект», «говор». Поэтому В.В.Латышев перевел это слово как «наречие» (по [36]). К.В. Тревер перевела это слово как «язык», но с другой стороны, представляет интерес ее замечание: «... говорил ли Страбон о 26-ти языках для своего времени, когда у каждого из 26-ти племен был свой царь, т.е. племенной вождь. Но так как Страбон говорит, что «ныне один царь над всеми властвует», то мы вправе заключить, что к середине первого века до н.э. союз племен был возглавлен племенем албанов, и возглавляющим стал их язык («глотгай») [1,с. 306]. Управлять государст­вом, армией на 26 языках, конечно, невозможно, если носители этих языков не понимают друг друга.

 Сирийские источники по истории народов Кавказа были изучены Н.Б. Пигулевской (по [I]). Интересно имеющееся у нее указание, что народ Аррана (Албании - Я.Я) имеет сзои язык. Относительно Албании - Аррана сирийский автор Захарий Глитиленский (VIв.) пишет, что "... это область ... с собственным языком». Мукаддасий пишет: «В Армении говорят по-армянски, а в Арране - по-аррански» (по [36]). Для всей Албании I в. до н.э. античные наблюдатели отметили единый пункт, в котором собиралась албанская община. Там, вероятно, албаны говори­ли на каком-то одном диалекте албанского языка. Вероятно, древнеар-мянские авторы (Корюн и др.) могли характеризовать этот язык, как язык, "богатый гортанными звуками" - (это утверждает также Страбон). Как пишет К. В. Тревер [I], о характере древнеалбанского языка, о его лексике и грамматике мы ничего не знаем, кроме некоторого количества слов - личных имен и топонимических названий, сохраненных у Пли­ния, Птоломея, Плутарха и др., но в греческой, т.е. видоизменной передаче звуков, особенно шипящих и гортанных, которые отсутствуют в греческом и латинском языках.

 Следующее упоминание об албанском языке в письменных источни­ках имеет место, когда сообщается с составлении для него алфавита, об изобретении письма Месропом Маштоцем, армянским ученым, создав­шим в конце IV в., по преданию, сначала армянский алфавит, а затем грузинский и албанский. Для этой цели в начале V в. он отправился в Албанию. «Во всех частях Армении, Грузии и в стране албанов Месроп мужественно и неустанно обучал новым письменам в течение всей своей жизни». Маштоц, создатель армянского, грузинского и албанского алфа­витов, как реальная личность и великий просветитель, известен не только в армянских, но и греко-византийских и грузинских источниках. Настоящее имя «изобретателя» - Маждоц, Машдоц, Маштоц; а «Мес­роп», «Масроп» - это прозвище, что означает (в пер. с сирийского) «отец Сероб» [8]. При создании албанского алфавита Маштоца консультировал албан иерей Бениамин.

 Предполагается, что создавая албанский алфавит, Месроп - Маштоц положил в его основу гаргарское наречие албанского языка («... создал письмена гаргарского языка, богатого горловыми звуками»). Такое ут­верждение имеется также в книге «История албан» Моисея Каланкатуйского: «... Месроп... создал письмена богатого гортанными звуками, грубого, варварского и необработанного гаргарского языка» [11,12]. Это последнее обстоятельство позволяет высказать предположение, что именно гаргары являлись наиболее культурным и ведущим албанским племенем.

 Как пишет К. В. Тревер [I], кроме старого издания книги Корюна, армянского писателя V в., «Житие Маштоца», позже появляется новая редакция, известная под названием «Псевдо Корюн». Для истории культуры албанов из старой редакции можно почерпнуть важнейшие данные, а именно, указание на то, что в стране албанов Месроп аштоц «возобновил их алфавит». Следовательно, в начале V в. в Албании уже имелся какой-то свой старый алфавит, который Маштоц «возобновил». Но слова о возобновлении алфавита в «Псевдо-Корюне» отсутствуют. Кроме того, сравнивая данные Корюна с сообщениями Хоренаци, автор работы [37] находит некоторые расхождения по поводу того, как Маштоц изобрел алфавит для албан.

 Из сообщений античных авторов IV в. известно [I], что в I в. до н.э. во время переговоров с римлянами в 65 г., албанский царь Ород (или Оройз) посылает письма Помпею, прося о восстановлении мира, а в III в. н.э. албаны, не приняв писем Шапура I, «написали римским вождям». На каком языке и каким письмом были написаны эти направленные якобы римлянам послания, мы не знаем. Исходя из источников К. В. Тревер, заключает: «... в конце V - начале VI в. албаны уже пользовались своим письмом и для международных отношений, т. е. оно перестало быть чисто местным» [1,с. 300].

 По всей видимости на армянском языке говорило население области Арцаха и Утика, входившее до 387 г. в состав Большой Армении [I]. На Албанском, т.е. удинском (утийском) языке продолжало говорить насе­ление равнинной части области Утик (ныне равнинный Карабах) и в эпохи арабского владычества. Ф. Мамедова указывает, что до X в. албанская литература создавалась на албанском языке, а с XII - на армянском языке, хотя по духу целиком и полностью оставалась албан­ской [38].

 Остается необъяснимым, почему наряду со множеством древних армянских рукописей целиком или хотя бы в виде разрозненных листов или защитных вкладышей в переплеты так или иначе дошли до нас памятники письменности иберов, греков, латинян, иудеев, сирийцев, кипчаков, русских, арабов, персов, тюрок и многих других, но не дошло ни строчки от агван? [39] Исследователи, касавшиеся проблемы агван-ской письменности, высказывали по этому поводу самые различные мнения. С. Еремян, К. Тревер, А. Шанидзе считают, что агванская письменность переживала свой расцвет в V-VII вв. После этого, якобы в результате разгоревшейся внутрицерковной борьбы, агванская церковь объединилась с армянской и приняла употреблявшийся ею язык - грабар (древнеармянский язык). Такое мнение А. Ш. Мнацаканяна [39] не выдерживает никакой критики потому, что в силу только этого албанс­кая литература не может быть "предана забвению и с течением времени следы ее затерялись" [39].3. Буниятов [21] же утверждает, что «растворив» албан в своей среде, армяне вместе с тем планомерно переводили существовавшую албанскую литературу на армянский язык (грабар), а оригиналы беспощадно уничтожали».

 Критикуя А. Ш. Мнацаканяна [39], В. Гукасян пишет: « А. Ш. Мнацаканян всеми силами пытается отрицать наличие албанской лите­ратуры и бездоказательно отрицает мнение всех тех исследователей, которые считали, что албанцы имели свою литературу в V-VIII вв., что албанский язык был государственным языком церкви. Однако автору  мало и, этого: он прямо утверждает, что «когда речь идет об албанском государственном, административном и церковном языках, об албанской литературе, то надо подразумевать только армянский язык и армянскую литературу в Албании» [40].

 В отличие от своих предшественников А.Ш. Мнацаканян полагает, что Маштоц в Албании создал две письменности - одну для албанского (гаргарского) языка, для албан и другую для армянского языки, для албанских армян [39]. Такое мнение В. Гукасян [40] считает необоснованным. В. Гукасян также обращает внимание на расхождения информаций Корюна и М. Хоренского. По Корюну, албанский алфавит создан Маштоцем на основе албанского языка при помощи Бениамина, которого он встретил где-то в Западной Армении случайно. По Моисею Хоренскому, албанский алфавит составлен для гаргарского языка Алба­нии Месропом с помощью албанского архиепископа Иеремии и искус­ного переводчика Бениамина, приглашенного из области Сюник.  В. Гукасян упоминает также сведения современника Корюна Лазаря Пap-пского, а затем Давида Грамматика (VII в.) о том, что Маштоц является составителем лишь армянского алфавита. Эту версию поддерживают и армянские ученые Н.Г. Адонц, Г.Н. Акинянц, Л. М. Меликсет-бек и др. Так, Г.Н. Акинян указывает, что Маштоц «никогда не составлял алфа­вита для христианского албанского народа» (по [42]).

 А. Г. Периханян (по [40]) отмечает, что «создание новой письменнос­ти, обслуживающей тот или иной язык, нельзя свести к «буквотворчеству»  то большой и сложный процесс,  включающий прежде всего выделение фонем данного языка и предполагающий тонкое знание как фонетики, так и строя языка. Маштоц же не знал ни грузинского, ни албанского языков, и сообщению Корюна о том, что он, Маштоц, там на месте, собрал сведения о звуковом составе этих языков не следует придавать большого значения, так как собранные таким образом сведе­ния никак нельзя считать адекватным для подобного предприятия». Мог ли Маштоц при таких условиях составить алфавит для албанского (гаргарского) языка по слуху, если иметь в виду, что этот язык, как ясно видно из сообщений Корюна и Моисея Хоренского, изобиловал смьгчно-гортанными, свистящими, шипящими и другими сфецифическими звуками, характерными для горско-кавказских языков, но совершенно чуждыми армянскому языку? С такой задачей мог бы справиться только албанец, возможно - архиепископ еремия, который по сообщению Корюна, перевел Библию на местный албанский язык. По всей вероят­ности, Маштоц, составитель армянского алфавита, человек с опытом в таком деле, в составлении албанского принял участие как консультант [40].       

 К.В. Тревер [I] считает, что автор книги «История Албании» Моисей Каланкатуйский, уроженец сел. Каланкатуйск в области Утик, был по происхождению либо утийцем (албаном), писавшим на армянском языке, либо армянином, что весьма возможно, так как в этот период Арцах и большая часть Утика были уже арменизованы. Кроме места рождения, биографические данные о жизни Моисея являются сомни­тельными. Что же касается времени его жизни, то этот вопрос долго является предметом дискуссий. Исходя из того, что Моисей неоднократ-~но говорит о событиях VII в. как очевидец, ряд исследователей относил время, его жизни к VII в. Основным доводом в пользу отнесения Моисея Каланкатуйсхого и его труда в X в. является упоминание в III книге факта взятия Партава русами 943/944 гг. Имеется мнение о том, что III книга была добавлена к первым двум частям позже, при переписке другими авторами [41].

 Как известно [1,40], самая древняя рукопись книги «История албан» Моисея Каланкатуйского на армянском языке относится, судя по приписке в конце текста, к 1279-1311 гг. С этой рукописи в 1861 г. Иоанессом Шахатуни списана копия русской императорской Академии, которая в 1858 г. переведена К. Патканяном на русский язык.

 Т. Тер-Григорян [41] утверждает: «История Албанской страны» замечательна, между прочим, тем, что она составлена автором албанцем или представителем одного из албанских племен - утиев, удин. Скорее всего, эта книга сначала была написана на албанском языке, о чем свидетельствует нахождение в двух первых книгах слов и терминов, по-видимому, местного происхождения». Автор приводит ряд слов, которые неправильно были переведены К. Патканяном на русский язык, так как в древнеармянском языке не оказалось альтернативных выражений или же они просто отсутствовали в армянском языке. Среди приведенных автором слов имеются напоминающие лезгинские . Например: «куар» -закрытое место, навес такое же значение имеет лезгинское слово «къур»; «цур» (автор его переводит, как «темень лошади»); «туаник» (может быть, лезгинский «туник» - от глагола «тун» - хранить, оставлять). Интересны также слова, значение которых не выяснено автором: «гай-танк» и «цайрапарел». В лезгинском языке имеется слово «къайтан» нур (тесьма).Однако имеется другое лезгинское слово - «танг» (или «тангар» во множественном числе), что означает широкие тканевые полоски со шнурком, применяемые для обвязки младенца в колыбели. Второе слово - "цайрапарел" это в некоторой степени искаженное, но коренное лезгинское слово «цIайлапан» (молния). Учитывая возмож­ность умышленного искажения слов (такое наблюдалось с албанским алфавитом см.§ II.1) и незнания нами значения большинства древнелезгинских слов, можно согласиться с существующим мнением о принад­лежности языка (оригинала) книги Моисея Каланкатуйского к одному их языков лезгинской группы, хотя никто не приводит прямых доказа­тельств существования когда-либо оригинала с албанской графикой.

 К. Алиев [3,4] также считает очевидным то обстоятельство, что труд М. Каланкатуйского не дошел до нас в первоначальном его виде, а поэтому мы должны судить о нем на основании экземпляров, составлен­ных переписчиками. По всей видимости, труд М. Каланкатуйского изначально был написан не на древнеармянском языке (грабар), а на одном из языков Албании, который в то время употреблялся в качестве государственного албанского языка.

 С.Т. Еремян писал: « Во второй половине V в. возникла новая столица Албании - г. Партав (нынешний Барда), в области Утикартав со своей областью занимал центральное положение в стране. Разговор­ным языком гартава и его городской территории - области Утик, являлся аранским языком, свидетельствует об идентичности утийского или удинского языка с аранским, т.е. албанским языком. Следовательно, можно считать правильным уже давно существующее мнение о том, что сохранившийся доныне удинский язык является древним албанским языком» [43].

 Албанисты, идентифицируя удинский язык с албанским, исходят не только из сведений античных авторов, но также конкретных языковых данных. Наличие удинских слов с грамматическими формами удинского языка в «Истории албан», в названиях месяцев албанского календаря, в топонимических названиях страны Албании, названиях букв албанского алфавита и прочего привел их к убеждению, что удинский язык - это один из новоалбанских диалектов или, что то же, албанский - это есть литературный язык древних удин, т.е. древнеудинский [44]. Однако в другом месте А. Г. Шанидзе [27] заявляет: «Мы еще не знаем, каков был язык, чем характеризовался его морфологический строй, в чем состояли синтаксические особенности и каков был лексический состав». Б.Гукасян заключает, что был ли албанский язык типа удинского языка, или даже его предком или нет - это еще нерешенная проблема [42].

 Тем не менее. Гукасян [45] обнаружил удинские слова в книге М. Каланкатуйского, и затруднения в переводе этой книги на русский язык, испытанные К. Патканяном, он объясняет наличием в ней, в отличие от всех армянских источников V-XVIII вв, множество совершенно непо­нятных, неизвестных в армянском языке слов, фраз и предложений. Он пишетто этот достаточно опытный источниковед-грабарист затруд­нился перевести на русский язык даже всю 33-ю главу II книги. Далее В. Гукасян идентифицирует нижеследующие слова:

- «ениба» - принадлежит албанским языкам. В нижних подговорах удинского языка и ныне оно употребляется в значении «коварный», «корыстный», «гнусный». Аффикс «-ба» весьма продуктивный словооб­разовательный аффикс в дагестанских языках;

- «ашнутI» - а) «бездельно», «без работы», б) «завершивший свою работу», «свободный» (аш - дело: нутI - не, без);

- «тавнутI» - бессильный», «бесплодный», «безурожайный»,

- «чIлах» (чIалаг). В удинском и цахурском язках и ныне «лес» называется «чIалаг»;

- «хнчикI (хуничикI) - хун(и)чи - сестра (удинск);

- руз //рузикI - рус (албанское произношение), употребляется в варташенском диалекте;

- каланкатуйк - на удинском языке «кала» означает «большой», «старший», «великий» (кала баба - старший отец); вторая часть - кай (кой) кал/хал/хав/хъул/гъул/хор/хIур/хуьр);- «село», «дом», «двор» (Шам-хор, Зей-хуьр, Калун-хуьр); ту/тIу - указывает на принадлежность и местность; окончание «-к» принадлежит, армянскому языку.

 Для суждения о лексике и грамматических свойствах албанского языка кое-какие данные можно извлечь из анализа албанских названий месяцев, сохранившихся в армянских и грузинских источниках. В 1832 г. Броссе в архивах Королевской библиотеки в Париже привел название армянских, египетских, грузинских, албанских и римских месяцев (по [44]). Албанские месяцы: Навасардрс, Тоулен, Наматсн, Гьиле, Бокавон, Маре, Бодйконе, Цахоуле, Бонтосе, Орили, Ихнай, Бакниай. Обнаруже­ны также списки названий албанских месяцев и в других источниках. Например, по рукописи №582 Мхитара Айриванского (институт рукопи­сей Армении; по [41]): Навасардун, Тулен, Номоц, Циле, Вокован, Маре, Одчоконе, Дакутен, Бандаке, Орилон, Ехна, Хебна, Авелэ; по рукописи № 4425 (сборник географии): Навасардун, Тулен, Намна, Циле, Боковойаре, Бочконе, Тцахуле, Бондаке, Арелин, Ехна, Бахил, Аве-лик. Сравнение этих и других списков показывает, что полного совпаде­ния между ними нет; наоборот, они дают большой разнобой (имеются некоторые несоответствия в названиях, в последовательности и числе

месяцев).

 Название первого албанского месяца различно: Навасардос, Навь-асардус, Навьасардон, Навьасардун, Навьасардил. Правильным считает­ся Навьасардун (из персидского языка, в родительном падеже, характер­ном для удинского языка) - месяц Нового года. Второй албанский месяц (Тулен - Виноградный), по Э. Агаяну, приходится на август-сентябрь, четвертый (Чиле - Посевной) на октябрь-ноябрь, одиннадцатый (Эхна-Жатвенный) падал бы на май-июнь (если бы албанский год начинался во второй половине июля). Э. Агаян полагает, что в таком случае место пятого (Бокавьон - Знойный, жаркий) и двенадцатого (Хибна - Третий) месяцев являются неподходящими. По Э. Агаяну, эти названия месяцев имеют удинское происхождение [44]. А. Г. Шанидзе подчеркивает, что четвертый албанский месяц в разных источниках дается по разному: Сили, ЧIили, ЧIиле и точное этимологическое значение этого слова неизвестно.

 Что касается лексики албанского языка, можно утверждать [44] , что наряду с заимствованными словами (перс. Навьасардун - Новогодний, греч. - воскресенье), они употребляли свое «эх» (жатва), от которого произведено было название летнего месяца Эхнай (Жатвенный). Это тоже указывает на близость албанского языка с современным удинским. А. Г. Шанидзе далее пишет, что «... сейчас у нас очень мало точных сведений о языке и письме кавказских албанцев, но я льщу себя надеждой, что в недалеком будущем найдутся новые материалы, кото­рые облегчат дешифровку албанских надписей из Мингечаура, и оконча­тельно выяснится проблема, в решении которой кровно заинтересованы ученые Азербайджана, Армении и Грузии» [44].

 В связи с албанским языком интересны высказывания В. Гукасяна по поводу некоторых сведений Страбона [6]. Описывая албанов, Страбон писал: «Люди там отличаются красотой и высоким ростом, вместе с тем они простодушны и не мелочны. У них обычно нет в употреблении чеканной монеты, и не зная числа больше 100, они занимаются лишь меновой торговлей». Исходя из этого сообщения Страбона, некоторые историки считали Албанию экономически отсталой страной. Возражая на это, как и К. В. Тревер, В. Гукасян утверждает, что не позже IV в. до н. э. в Албании были в обращении чеканные монеты, и вполне возможно, что ими не пользовались обитатели отдаленных горных селений, а не албаны в целом. Что же касается того, что албаны не имели счета более 100, то это никак не говорит об их отсталости, так как название количественных числительных в кавказских языков нет исконного названия «тысяча» и более (слово, означающее «тысяча» заимствовано из персирдского языка). Но во всех кавказских языках сохранились исконные названия числительных 1-10, 20 и 100.

 В литературе много дискуссий также по поводу удинского слова «хаш» (луна, свет) и отождествления его с армянским словом «хач» (крест). Французский ученый Г. Дюмезиль полагал (по [2]), что удинское «хаш» есть прямое перенесение армянского «хач» на дохристианское (астральное) божество (луну) предков современных удин. Такое утвер­ждение французского ученого 3. И. Ямпольский считает сомнительным. В. Гукасян [6] считает, что слово «хач/хаш» в смысле «крест», как и во всех языках лезгинской группы, в удинском языке является поздним заимствованием. Заимствовано оно, по всей вероятности, в связи с григорианизацией албанской церкви (в X и в последующих исках), из армянского языка. В Кавказской Албании до IV в. был распространен астральный культ, который наблюдали древние греки и римляне [2]. В IV в. в Кавказской Албании государственной религией становится христи­анство. В VIII-Х вв. по мнению автора [2,с. 39], преобладающее значение получает ислам. Почти все древние и современные археологические святилища и древние храмы имели в составе культа культ огня, культ очага и очажной цепи, зародившиеся на основе их хозяйственного значения. Горы также считались священными, например, «культ горы у лезгин - Шалбуздаг» [2,с.92].

 В. Гукасян [6] пишет, что Страбон приводил много примеров из слов нахско-лезгинских языков, связанных с Солнцем (Гелием) и Луной (Селеном).

 Топонимические названия местностей и имена личностей тоже являются одним из источников знания албанского языка. Однако в этом направлении не проводилось последовательных исследований. В имею­щихся в литературе подобных сведениях или искажены древние формы названий (КцIар -Кусар; АхцIагь-Ахты; Бармак-Беш бармаг; Алупан-Албан; Шапуран-Шабран; Кьвепэлэ - Къаьбаьлаь, или Кабала; Партав-Баьрдаь или Барда; Пакул-Баку; р. Албан-Кьулан вацI-Самур; р. Кайси-Кас-Кусарчай; Жуваншир-Джаваншир; даже имеются попытки препод­нести «Шарвили» как «Шагьвели» и т), или же этимологическое значение этих названий связывается с тюркским, персидским и арабским языками, т.е. с поздними заимствованиями. Слово «Кусары» связывается с гусарским полком, «Ахты» - «ахтун» (по арабски «сестра») [32]; «Мингечевир» - переправа («мин»- садись, «гяль» -приезжай и «чевир» -иди обратно [46], или с именем одного из видных военачальников - тюрка Минкижавра ал-Варгани [47]; «Чирах-кала» как тюркское слово «кре­пость- светильник» [ 18]; Баку - город ветров («бад» - ветер, «куф» - город), Самур - «куница» по-осетински [4] и т.д. В лезгинской речи «чирах» (или «чираг») употребляется как «чи рагъ» аше (свое) солнце», а слово «Мингечевир» также можно понимать как «Мингеча (н) вир» (озеро Мингеча). Действительно, буквосочетание (н) в виде окончания роди­тельного падежа в Мингечаурских надписях выражено одним знаком (рис.II. 1, буква 7). Слова же АхцIах (или АхцIагь), Ганцах (Гянджа) иАрцах имеют общее структурное родство.

 Как пишет К.В. Тревер [I], «...культура хлопка несомненно была в древности распространена в Албании... Письменные источники, правда относящиеся к VII в. н.э., о хлопке говорят совершенно определенно. Так в «Армянской географии» VII в. мы читаем, что Албания производит несметное количество хлопка /бамбак/.

В Кусарском районе Азербайджанской Республики, между Ширвановкой и Яламой, находится селение «Накьвад муьгъ», буквальный перевод названия которого означает «Земляной мост». Во всех офици­альных документах это селение значится как «Торпах корпуь», т.е. то же самое, но на тюркском (азербайджанском) языке. Кто знает, не такое ли произошло с древнейшим албанским городом, остатки которого нахо­дятся вблизи ст. Белиджи, и называвшимся в исторических документах как «Торпак кала» («Земляная крепость»)?! Кстати, на территории древнейшего государства Урарту, в местности, позже названной «Торпак кала», обнаружены памятники материальной культуры урартского народа [4]). Урартский язык имеет много общего с современным лезгинс­ким языком (см. § Ш.2).

 Кто знает истинное лезгинское название известного чуть ли не во всем мире танца "Лезгинка"? Когда автор настоящей книги на одном из международных симпозиумов спросил у представителей иранской делегации:"3нают ли они что-либо о лезгинахивут ли в Иране лезги­ны?"- они ответили,что у них имеется танцевальная мелодия "лазги"

Hosted by uCoz